Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

Если в истерзанном временем и превратностями судьбы лице подполковника можно было найти какие-то эмоции, то в этих глазах не было даже намека на жизнь. С тем же успехом Джеймс мог смотреть в оптические рецепторы машины — с той лишь разницей, что искать у машины пресловутые «следы жизни» ему бы и в голову не пришло.

К своему стыду юноша отвел взгляд первым.

Гигант, не говоря ни слова, с неожиданной ловкостью набрал сигнальный код на запястном пульте. У Джеймса под боком задрожал воздух, с потрескиванием и гудением сдвинулся, сложился в прозрачную схему тэш’шского корабля. Жирная красная линия протянулась от обшивки по переходам в сторону ангаров правого борта. В нескольких местах линию украшали розовые бусинки. Присмотревшись, Джеймс без всякого удивления понял, что линия обозначала его маршрут от пробоины до места, где его настиг выстрел парализатора.

— Следили мы лишь внутри корабля — ничего сложного.

«Вот так! — с горечью подумал юноша. — „Ничего сложного“. И к чему все старания? Сначала бункер, потом вот это… Зачем целый месяц мы этими дурацкими играми занимались? Ни черта нового, ни грамма полезного — только нервы мотают! Сволочи!»

Вслух, разумеется, он этого не сказал. Но, то ли промелькнувшие в голове мысли слишком явно отразились на лице, то ли подполковник оказался неплохим психологом.

— Сядьте! Оба! — голоса он не повысил, но на молодых пилотов его слова подействовали, как удар хлыстом. — Какое получили вы задание?

— Провести разведку в районе боя, где был выведен из строя вражеский корабль, — нехотя проговорил Ричард. Напарник Джеймса тоже старался не смотреть верзиле в глаза. — Высадится, оценить ситуацию, взять под контроль ангары. Сэр! — подумав, торопливо добавил Волчонок.

— Вам говорилось, что на корабле мог остаться экипаж?

— Да, сэр.

— Проходили вы подготовку диверсионно-десантных групп?

— Нет, сэр.

— Проходили вы курсы по системам обнаружения? Имеете вы практические навыки ведения боевых действий в вакууме и невесомости? — прогромыхал грозно нависший над ними гигант. Причем, ни на йоту не меняя тона — так же ровно, спокойно. — Знакома вам тэш’шская система условных обозначений для ориентировки внутри корабля? Имеете вы навыки работы с тэш’шскими аналогами навкомов? Достаточно владеете вы письменным чон-саа, чтобы свободно разбираться в технической информации?

Ради разнообразия «нет, сэр» на все вопросы скопом ответил Джеймс, заработав в ответ тяжелый, пристальный взгляд.

— Иначе говоря, — подытожил подполковник, — вы не имеете ни навыков, ни опыта или, хотя бы, теоретических знаний проведения десантных операций. Тогда, может, знаете, как два человека могут успешно удерживать весь комплекс ангаров в течение длительного промежутка времени, имея в распоряжении два патрульных космолета и по «Шершню» на брата?

— Нет, сэр! — выдохнул Джеймс, понемногу багровея: надо было быть полным идиотом, чтобы не уловить злой, едкий сарказм в монотонно выплевываемых фразах.

— Что ж, тогда…

— Бабай, кончай пугать парней! — звонкий, молодой голос внезапно перебил подполковника. Человек, стоящий все это время снаружи, шагнул в лазарет, заставив коллегу посторониться — насколько это вообще было возможно, учитывая габариты подполковника.

Первое, что отметил Джеймс — огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, хищным огнем обрамлявшие миловидное личико с неожиданно строгими чертами. Карие глаза девушки дружелюбно глядели на Джеймса из-под длинных бровей; слегка припухлые губы открывали в едва уловимой улыбке безукоризненно-белые зубы. Небольшой нос чуток задирался вверх, но это не портило ее лицо — даже наоборот, прибавляло очарования. На первый взгляд казалось, что девушка одних с ним лет, но, присмотревшись, Джеймс понял, что поспешил с выводами: двадцать три — двадцать четыре года, не меньше.

Незнакомка, не лишенным изящества движением, обогнула подполковника. Не чинясь, уселась на пустовавшую койку напротив Джеймса. В отличие от юноши, она не стала моститься на краю, а свободно откинулась назад, искоса посмотрев перед этим сперва на Ричарда, ошеломленно взиравшего на нее, а потом — на Джеймса. Сам-то юноша, кроме вполне понятного восхищения, испытывал изрядную толику растерянности: судя по погонам, девушка носила звание капитана, что для пилотов-истребителей в таком возрасте было несколько нехарактерно. И не потому, что Военный Совет или секторальные штабы имели иное мнение о сроках продвижение по служебной лестнице. Нет, просто для стремительного карьерного роста пилотам требовался либо существенный багаж боевых вылетов, либо участие в ряде крупномасштабных и сложных операций, либо десяток-другой «коготков» на фюзеляже истребителя. И то, и другое, и третье резко повышало шансы, что в очередной стычке напор и энергия молодости проявят себя там, где следовало бы очутиться опыту и сдержанности зрелости — и еще одного пилота почтят тройным салютом его друзья и напарники. Если эта молодая женщина умудрилась так рано дослужиться до капитана, то, как минимум, в чем-то она была весьма незаурядна.

«Кроме внешности, разумеется», — позабыв о владевшем им совсем недавно мерзком настроении, мысленно сострил Джеймс. Его немного смущали волосы девушки — несколько более длинные, чем предпочитали носить пилоты. Но удивляло то, что сзади рыжие локоны были как-то странно, неровно подстрижены, будто их неумело кромсали не особо острым ножом. В остальном прическа была в идеальном состоянии — потому эта неправильность наводила на мысль, что в таком виде девушка их держит сознательно.

Как и подполковник, — которого она назвала таким странным прозвищем — на молодой женщине был обычный, «рабочий» костюм пилота: с вишневыми полосами на рукавах темно-синяя куртка и такого же цвета брюки с ярко-желтыми вертикальными линиями. Наградных планок на груди девушки оказалось меньше, чем у пепельнокожего десперианина, но — опять-таки — больше, чем можно было бы ожидать.

Молодая женщина позволила им почти минуту рассматривать себя. Она, похоже, прекрасно понимала, какое впечатление производит — и без тени смущения пользовалась этим, чем-то неуловимым напоминая поведение парочки знакомых по ВАК кокетливых дур. Единственное, что образ тех самых грудастых пустышек как-то слабо соотносился с погонами капитана и разноцветными планками на груди. Как с уверенным, спокойным взглядом, за легкой иронией и вполне понятным удовольствием от победы скрывающим живой острый ум.

Почему-то Джеймс вспомнил собственные ощущения от взгляда угрюмо молчавшего сейчас Бабая. «Глаза — зеркала души», — как говорят. Но, если за мертвыми угольками зрачков подполковника отражалась только пустота, то в глазах женщины отражалось слишком много всего, чтобы сделать однозначный выбор.